Ночь FM

Когда нам на радио позвонили, я включил мелодию Доминика Фейзера, звучавшую когда-то в черно-белом телесериале «Боль ночи». Она создавала атмосферу непознанного, но прекрасного в своей неизвестности города Дорог. В городе Дорог жили психи, а также памятники Ленину, Майклу Джексону, Г. Букину, изобретателю радио Попову и многим другим великим личностям. Но я не жил в этом городе. Я жил в Екатеринбурге – выпускник без способностей, получивший аттестат только потому, что должен был его получить. В принципе, я не любил ничего того, что может лежать на столе и существовать  в нашем мире. Кроме Анжелы. Я любил Анжелу. Но она не любила меня. Она любила какого-то худого и высокого парня в солнечных очках. И, наверное, поэтому я испытывал к ней нежное, трепыхающееся как чешуйки на трепыхающемся хвосте трепыхающейся рыбки, чувство. Я любил Анжелу только потому, что не мог дотронуться рукой до ее руки, когда она была рядом. Анжела стала моей загадкой, состоящей не столько из атомов, сколько из моих вопросов:

– почему она спит лишь на спине? 

– почему она не поет в душе?

– почему она обнимается с тем типчиком в солнечных очках?

Я любил все тайное. Любил каналы с мистическим уклоном, дурацкие передачи про НЛО, про древние цивилизации, про космос… но больше всего я любил истории, которые происходили с обычными людьми; их встречи с домовыми, призраками, полтергейстами, страшными шорохами, таинственными звуками и ведьмами. Любил потому, что это все было рядом, это могло случиться и со мной. Что мне цивилизации, живущие в те дикие времена, когда не было телевидения? Что мне НЛО, которое изобретает навороченные корабли, но почему-то тупит (или боится) и не прилетает к нам, землянам, выпить чашку чая?

А призраки… Они рядом, где-то вокруг.

Я любил все тайное. Но тайное не любило меня. Оно любило психов. А психи любили пресловутый город Дорог. А город Дорог ни черта не любил. 

– Привет, энкель. Привет, житель города Дорог. Где ты побывал сегодня? Что ужасного видел ты? О чем ты хочешь забыть, но воспоминания возвращаются снова и снова? Расскажи мне, мой энкель. 

– Я был в центре. Был. Я не был на окраине, не был дома, не был в магазине «Прикончи свою малютку». Я был в центре.

– В центре опасно.

– Но я был там! Ты не веришь, энкель? Ты думаешь, что я, живущий в городе Дорог вот уже двадцать один год, могу испугаться?  Попросту… мой страх помер. Он стал одним из них. А я все еще жив. О чем ты думаешь, энкель?

– Я думаю, что должен извиниться перед тобой.

На самом деле я думал о том, как бы не расплакаться. «Энкель» означает «друг». Именно так назвала меня Анжела, перед тем как прыгнуть в койку того типчика в черных очках. Теперь я плачу всегда, когда слышу «энкель». 

Плачу и сейчас, 5 октября 2012 года в г. Екатеринбурге на улице Уральских бородачей в высоком здании номер 65 на третьем этаже в 10 студии возле микрофона в потрепанном кресле с часами за сорок баксов на левой руке.

Я чуть не съедаю микрофон, который так близко к моим губам, что все слушатели передачи «Город Дорог» ощущают в своих ушах мое дыхание. 

Парня, с которым я говорил, звали Лексус. Как моего кота, сфинкса, обозванного Лексусом в честь машины, на которой ездил тот типчик в солнечных очках. 

– Я думаю, что должен извиниться перед тобой. Эй, Лекс, если хочешь рассказать свою историю, делай это быстрее, а не то твое время выйдет. Даю тебе минуту на размышления, а пока реклама.

– Снотвордин!.. – завизжал старческий голос.

– Если тебе скучно, звони мне… милый мой… - затягомутила сонная девица. 

– Я, ты, он, она - все хотят кусочек сна, - зарекламировал наш спонсор.

Я глядел в окно. Окно глядело в город, а город ничего не видел – город был слепым. Иначе он бросил бы всех своих обитателей и скрылся в Париже, став его уютненьким пригородом.

Лексус (не кот, а парень, который мне сейчас позвонил) был психом. Но не тем психом, при виде которого вы переходите на другую сторону улицы, посылая проклятия в адрес ближайшего сумасшедшего дома и его персонала. Встретив Лексуса, люди шли заниматься своими делами. Его не замечают ни в Екатеринбурге, ни в городе Дорог. Все потому, что Лексус носит очки. Жители Екатеринбурга не видят его зрачков, смотрящих в разные стороны,  а жители города Дорог не знают, что его глаза синие. 

В городе Дорог есть только три цвета: черный, серый, белый. Люди с другими цветами долго не живут – их казнят. Все дорожане мертвы, а мертвецы не любят живых. Они завидуют им, вот и стремятся избавиться от людей, которых сослали сюда в качестве наказания. Это тоже самое, что сжечь заживо, добавляет мой энкель.

– Я проснулся на пороге клуба «Белых лебедей». Я помню, что здорово надрался этой ночью. Обхватив голову, сидел возле стены и смотрел на поднимающееся белое солнце. И тут вдруг я заметил, что мир стал совершенно другим. Каким-то… более светлым! Если бы ты знал, энкель, сколько радости я пережил в тот момент! И сколько разочарования, когда понял, что просто забыл одеть свои очки. Хуже было еще то, что я не мог их отыскать, ни в кармане, ни на дорожке, ведущей к клубу. Я потерял свою маску. А эти чудовища уже стали выходить из домов и шагать на мерзкую работу. Я встал, опустил голову и пошел вперед. Я не смотрел, куда бреду, мне было все равно – главное, что никто из них не видел моих синих глаз. Мне уже стало казаться, будто все окончится тем, что я найду новые очки, но тут же я на кого-то наткнулся.

– Смотри, – сказала мне девушка, которую я чуть было не сбил. Ее голос взял мой подбородок и заставил поднять голову. 

– Я убью тебя, – снова сказала девушка, заметив мой взгляд. Тогда я схватил ее руку и приготовился к гибели от самого любимого мною человека, но она стояла не шевелясь. Она замолчала. Навсегда. Мы пошли к ее родителям. Какое это здоровское ощущение, когда можно смело идти вперед, зная, что за это тебя не прикончат! Да, все смотрели на меня, смотрели в мои глаза – но никто не был против их синего цвета. И ее отец с матерью – им было это все равно. Завтра мы женимся. 

– Я рад за тебя, энкель.

– Подожди… Мой страх вернулся ко мне. И знаешь, чего я боюсь теперь? Я боюсь смотреть в зеркало. Мне страшно взглянуть в собственные глаза – может они уже и не синие вовсе?

– Пока, Лексус. Надеюсь, все у тебя будет хорошо. До встречи, звони и рассказывай еще.

Посмотрел на часы с позолоченным и наполовину стертым ремешком – половина второго. Моя рабочая ночь подошла к концу. Я включил мелодию Доминика Фейзера и стал одеваться. 

Выйдя из здания, владельцы которого терпели денежный крах, я сел в машину и с облегчением вздохнул. Город не был слепым, он все видел. Ох, как ярко он видел! Кругом – фонари, вывески, горящий в зданиях свет. Просто окна моей студии выходят во двор, где темнота выкалывает глаза прохожим. 

Проезжая по свободным улицам, я медленно возвращался из города Дорог в родной Екатеринбург. Все, что казалось странным, исчезало, а вопросы неожиданно находили ответы:

– Анжела спит только на спине потому, что санитары привязывают ее на ночь к койке так, что шевелиться она не может;

– она не поет в душе потому, что не умеет петь. Она не умеет говорить вообще;

– она любит того типчика в очках потому, что он единственный, кто не смеется над ее мычанием… 

Он рядом всегда. В соседней палате.

Приехав в пустую квартиру, включил компьютер и стал готовиться к экзаменам, которые завалил пару месяцев назад. Впереди у меня еще целый год, и если повезет, я смогу поступить в универ и бросить эту работу ведущего ночной передачи «Город Дорог». 

Я любил все тайное…  Но тайное не любило меня.

май, 2012